Екатерина Мыколайко: «Дистанция с педагогом не позволяет вокалисту раскрыться на полную»

Екатерина Мыколайко – солистка Днепропетровской оперы и Днепропетровской филармонии, обладающая редким тембром голоса – драматическим сопрано.

Перед вами вторая часть нашего большого интервью. Из нее вы узнаете о двух работах Екатерины Юрьевны в консерватории, о пении дома, о любимих певцах и о хобби.
Первую часть можете прочитать, перейдя по ссылке:

https://modernukropera.blogspot.com/p/blog-page_8.html?fbclid=IwAR04EdQl2BdqF1KzQKQwQ4JVX7r_45DDbhKnc1LHZ6j3tMokgeegE24baUc

Беседу вела Оксана Розовик

- Как Вы справляетесь с волнением перед выступлением?

- Конечно, когда выходишь на сцену, волнуешься всегда. Я дышу. Всегда перед выходом на сцену нужно помолиться, сесть, успокоиться и обязательно несколько раз глубоко вдохнуть, пока ты не почувствуешь, что сердце перестало трепыхаться. Говорят, даже у Доминго всегда была дрожь в руках на сцене.

- И неважно, сколько ты спел спектаклей? Все равно каждый раз нервничаешь?

- Конечно!

- А я думала, что Вы уже так спокойно выходите: «Мне уже все тут знакомо!»

- Нет. Вот как только наступает это спокойствие, пропадает трепет перед подмостками, перед музыкой, пора уходить в другую профессию. Потому что невозможно быть равнодушным к музыке. Особенно к такой, как в «Сельской чести». От нее же мурашки по всему телу! Она же душу наизнанку выворачивает! Как можно быть к ней равнодушным? Если равнодушен – уходи. Тебе нечего делать на сцене.

- Как на сцене сдерживаться - не засмеяться или не заплакать?

- Очень тяжело! Но плакать и петь еще можно, а смеяться и петь никак не получится! Помню, мне на 9 мая пришлось петь песню «Алексей! Алешенька! Сынок!». На репетициях мы все плакали. Думали, на концерте сдержимся. Но нет! Я смотрю на реакцию ветеранов, как они все это переживают, - и понимаю, что сейчас заплачу. В таком случае нужно отвлечься на что-то другое, не думать о смысле песни. Я начала думать о нотах, которые пою, об их длительностях, о вокальной позиции… О чем угодно, только не о смысле того, о чем пою. Потому что можно сорвать выступление.

- Вы поете дома, репетируете?

- Нет.

- Наверно, учитывая силу Вашего голоса, соседи бы сразу начали стучать по батарее.

- (Улыбается.) Нет. Бывало, что мне приходилось распеваться дома, потому что перед концертом не было такой возможности. И я ж там: «Ми-ма-му…» На следующий день в лифте обязательно какой-нибудь сосед скажет: «А я слышал, как ты пела. А почему ты так редко поешь? Пой почаще!» (Смеется.) То есть, им нравится.

- А я думала, наоборот: «Что это такое?! Я сейчас полицию вызову!»

- Нет. Я в детстве очень увлекалась пением старинных романсов. Я же играющая. Я себе аккомпанировала «Ночь светла», «Гори, гори, моя звезда», «Только раз»… И был такой романс… Назывался «Напоминание». И в нем есть слова: «Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый?» Потом соседка снизу рассказывала, что ее сын сидит за столом, делает уроки, слышит меня и: «Да помню я, помню!» (Смеется.) Так что, вокалист в доме – это постоянная неожиданность. Но у меня еще есть моя машина, в которой я могу распеться по дороге. Я, конечно, не знаю, как реагируют люди на остановках и на светофорах, но у меня поющий автомобиль. (Смеется.) Когда мне нужно доехать и уже быть распетой, то я включаю себе хорошую запись партии, чтобы слышать оркестр, и пою на полную громкость. Я так Турандот пела, когда в Харьков ехала. Можно было, конечно, приехать «нераспетой» и плохо выступить. Но это же город, в котором я училась. У меня там множество знакомых. И все пришли послушать, как я теперь пою.

- Расскажите о Вашей работе в консерватории.

- Сейчас я работаю преподавателем. А раньше еще работала иллюстратором на концертмейстерской кафедре.

- Это кто?

- Иллюстратор? Молодому пианисту нужно на ком-то из вокалистов тренироваться, учиться. Но на студентах-певцах тренироваться нельзя. Студент-пианист еще неопытный, не умеет вести, дышать вместе с певцом. А студент-вокалист такой же неопытный, все время борется с собой, со своими техническими недостатками. И поэтому со студентом-пианистом всегда поет опытный певец. А я считалась хорошей певицей, потому работала на государственных экзаменах у концертмейстеров. А на экзаменах, чем сложнее произведение играет пианист, тем лучше. В итоге, я все время пела очень сложные вещи – дуэт Набукко и Абигаиль, арию Аиды, арию леди Макбет, арию Елизаветы Валуа, Вагнера… Это не считая романсов. А романсы тоже брались максимально сложные. Это делалось для того, чтобы вокалист мог показать будущего концертмейстера во всей красе и помочь ему получить высокий балл на экзамене. Хоть произведения были очень сложными, но я благодарна ребятам за такой опыт.

- Зато теперь Вы можете петь с любым, даже слабым, пианистом.

- (Смеется.) Да, мне несложно! В итоге, другой вокалист, не работая в театре, потерял бы навыки пения сложных арий, а у меня они постоянно были в репертуаре.

- Расскажите о преподавании.

- Я считаю, что 10 лет преподавания в консерватории мне дали очень много, потому что, во-первых, когда я занимаюсь с учеником, те ошибки, которые сама делаю в пении, наглядно вижу у своего ученика. И тогда…

- Стыдно-стыдно!

- (Улыбается.) Анализирую! По полной программе! И сама я уже не делаю этих ошибок. Потому что понимаю: я уже 300 раз сказала своей студентке, что вот эти ноточки, переходные, надо собирать. Сказала, и сама себе запомнила. Ведь все мы со стороны умные, критиковать умеем мастерски. А сказать, что нужно сделать, чтобы получилось правильно, и самой показать голосом разницу мало кто может.

- Чему Вас научило преподавание в плане психологии?

- Терпению. Особенно когда ребенок ошибается (а ошибок очень много!), нужно иметь психологическую стойкость, чтобы «не растоптать» его, когда он сошел со сцены. Нужно сдержаться и не выплеснуть ему все, что хочется. На ошибки указывать нужно очень четко, но делать это мягко. Не должно быть жесткого подхода к вокалисту. Студенты, если что-то не получается, сами себя грызут, злятся, а тут еще сверху преподаватель… И ребенок завтра пойдет и заберет документы. Потому что он сделал все, что мог, а его наругали. Нельзя так. К студентам всегда нужно относиться с любовью. Педагог – не родитель. Если он наругал студента, тот это носит долгие годы.  То, что простишь родителям, не простишь педагогу. Поэтому преподаватель должен сдерживать эмоции.

- Как Вы считаете, преподаватель должен держать дистанцию со студентами, или возможен вариант теплых доверительных отношений?

- У меня не получается держать дистанцию. Дистанция не позволяет вокалисту раскрыться на полную. Если педагог на вытянутую руку со студентом, студент работает в полную силу, но душу его ты не заденешь. Душа раскрывается только тогда, когда есть супер-доверие к педагогу. Настолько серьезное, что прямо маме не сказала о какой-то проблеме, а Катерине Юрьевне пришла и рассказала. И только тогда появляется настроение петь, желание показать все, что умеешь. В студенте включается музыкант. Когда идет дистанция с педагогом, тогда растят ремесленника. Человека, который правильно вдохнет, пошлет ноту в правильное место, очень четко произнесет каждое слово… То есть, какие-то технические моменты он сделает, но никогда не раскроет педагогу душу. А если, не дай Бог, раскроет и получит по шее, вообще закроется навсегда. Даже на сцене никогда не раскроет. Творческий человек рождается только в содружестве с творческими людьми. Мои студенты – это моя любовь, мои дети.

- Среди Ваших студентов были драматические сопрано?

- Да. У меня сейчас выпустилась девочка… Она когда-нибудь будет драматическим сопрано. Надеюсь. Потому что у нее плотный, очень красивый тембр. Но пока что она еще не вытягивает драматический материал. Пока только лирические партии может петь. Но, думаю, она дорастет. У нее шикарный голос!

- Так представьте нам ее!

- Да! Это Оксана Хоменко. В Интернете есть записи с конкурса Гмыри. Мы там взяли 3-е место. Она даже получила у нас в городе премию за лучшее исполнение женской роли в спектакле.

- В каком?

- Она пела Серпетту в «Мнимой садовнице» Моцарта. А выпускалась она в 2019-м году с партией Дорабеллы в “Cosi fan tutte”. То есть, наполнение голоса будет драматическим. Но пока не надо. Пока пусть лирику поет.

- Вам больше нравятся хорошие, старательные и покладистые студенты или с характером, строптивые?

- Ага! (Смеется.) Дело в том, что в моем классе все строптивые. Но, когда они приходят ко мне, то забывают об этом. Потому что как можно быть строптивой, когда к тебе по-хорошему, когда тебя любят, когда ждут, что сейчас очень хорошо будешь петь? Я никогда не перекладываю ответственность на студента. Если он плохо выступил, виновата я. Значит, где-то недоработала или не дала возможности лишний раз обкатать программу.

- Бывало такое, что Вы не могли найти общий язык со студентом?

- Да. Есть студенты, которые слушают кого-то, ходят на чьи-то мастер-классы или смотрят их в Интернете, а потом приходят на урок и начинают проверять своего педагога, правильно ли он их учит. В моем классе такого недоверия не может быть. Если ты пришел ко мне учиться, то ты должен мне доверять. Если нет доверия, как я могу достучаться до студента?

- Да, толку не будет.

- Да. Иди к тому, кого ты будешь каждый урок проверять. А если ты такой умный, зачем тебе педагог? Иди учись сам, пой. Я считаю, что доверие к педагогу прежде всего. И открытая душа, когда ты приходишь и воспринимаешь все, что тебе говорят.

- Кто Вам нравится из мировых оперных звезд?

- Мой кумир, моя любовь, певица, которая меня вдохновляет еще со студенчества – это Виолетта Урмана. Это певица, которая раньше пела больше репертуар драматического сопрано, а теперь перешла на меццовый – на Амнерис, Азучену… Не сильно низкие, но меццовые партии. Она звучит потрясающе! И, мне кажется, мой голос чем-то перекликается с ее. Тембры, конечно, разные, но масштаб голоса такой же. И эмоционально я такая же. Она у меня в друзьях на «Фейсбуке». И вот она выставляет какую-то новую фотографию, а я ее сразу «залайкаю», сердечками закидаю… (Смеется.) Я рада, что в наше время есть такие великие певицы. Конечно, жаль, что не стало Монтсеррат Кабалье, вдохновительницы всех оперных певиц. По отдельным партиям мне нравятся: по Аиде – Леонтин Прайс, по Турандот – Ева Мартон, по Вагнеру – Джесси Норман.

- Я видела на «Фейсбуке», что Вы увлекаетесь пчеловодством.

- Да, есть такое!

- С чего началось такое необычное, редкое хобби?

- У моего мужа династия пчеловодов. Когда я вышла замуж, он мне сказал: «Как хочешь, а я пасеку заведу.» Я была не против. И это настолько интересно! На пасеке можно простоять среди ульев с 10 утра до вечера, а кажется, что прошло от силы полчаса. Эта вибрация пчелиной семьи, аромат воска, меда, настолько умиротворяют, успокаивают! Это какая-то нирвана! А еще дома всегда есть вкусный мед.

- Какой больше всего любите?

- Майский, потому что он долго не густеет. Еще очень люблю рапсовый мед, но немного, потому что он очень сладкий.

- А какие еще у Вас хобби?

- Лошади. Я люблю лошадей. У меня точно так же наступает успокоение, когда я с ними общаюсь. В тяжелые, нервные периоды лучше всего на полдня уехать к лошадям. И это лучшее восстановление.

- Что бы Вы хотели пожелать начинающим оперным певцам, вчерашним выпускникам консерватории?

- Дорогие друзья, если уж вас угораздило заразиться этой вокальной лихорадкой, и вы жизнь свою не представляете без сложнейших оперных арий и живёте этим искусством, я вас поздравляю! Вы счастливейшие из людей! Никогда не отступайте от выбранного пути. Изучите себя, вникайте в суть исполняемой вами музыки, постоянно учите что-то новое, но и об отдыхе не забывайте. Голос скажет вам «спасибо». Не забывайте ваших преподавателей, будьте им благодарны за частичку души, подаренную вам. Пусть никто не обрежет вам ваши крылья и ваш творческий полёт продолжается долго. Пусть украинские голоса продолжают звучать на самых лучших сценах мира!